Несколько дней назад Европу постиг шок: Милана Кундеру обвинили в доносительстве. И пошли, полетели, понеслись во все концы Европы, да уже и мира, слухи в формате HTML – один другого краше. Сообщения отличаются по содержанию: в одних пишут о том, что в 1950 году Милан Кундера выдал парнишку, "косящего" от призыва в армию, в других (их больше) – что "парнишка" был очень даже непрост. В свое время он сбежал из Чехословакии в Германию, там стал шпионом и уже в этом качестве был заслан обратно. Факт, что юноша был шпионом, упоминается в качестве отягчающего для Кундеры обстоятельства: как же, прибыл в тоталитарную страну "посланец доброй воли" с Запада, а будущий классик на него донес.

Где-то пишут, что Кундера был тогда студентом и членом компартии, где-то – что был изгнан из киношколы и таким образом пытался повысить свое реноме, завоевав пару-тройку "властных" бонусов. Словом, по содержанию будучи разными, по сути все эти сообщения едины. И эта суть – нескрываемое злорадство. Словно вонючий шепоток, слюнявящий ухо: "Вот он каков, а говорили "диссидент", "борец", "патриот", "гений", наконец… Потому и в Чехию, на родину, глаз не кажет". Словом, шуму много. Европа в ауте.

Вообще-то Европа, циничная старушенция, и не к такому привыкла. Правду говоря, за свою долгую жизнь она привыкла ко всему: к кострам инквизиции и мировым войнам, к Холокосту и неонацистским парадам на улицах современных городов, да мало ли к чему еще? Добавь, Читатель, на свой вкус что угодно, кроме, разве что, узаконенного каннибализма – не ошибешься…

Я люблю Европу. Циничная старушка очаровательна, чего не отнять – того не отнять. И ненавижу стукачей. Больше всего на свете ненавижу стукачей. Наследие бурной юности с элементом скрытого диссидентства. Скрытое диссидентство – штука хорошая. Фига в кармане. Не смейся, Читатель, в те годы фига и в кармане была небезопасна. В свое время по навету кого-то из однокурсничков (да полно, знаю даже – кого) я чуть было не вылетела с первого курса славного филфака БГУ – за смешную по нынешним временам вещь: усомнилась в советском интернациализме. Но это так, строки в скобках… А у Кундеры – не в скобках. И не в кармане. С 1954 года, с первого визита Кундеры в СССР, а уж тем более с 1968 года, с его стороны было честное, стойкое, открытое сопротивление режиму. И в ответ – постоянный смрад в лицо, в сердце – от человекомассы. Угрозы – прямые и косвенные – от "ихней" "Лубянки": пардон, не знаю, как это там, в тогдашней Чехословакии, называлось. Безработица. Слежка. Искореженная судьба. Вакуум. И наконец, эмиграция. Вы еще удивляетесь тому, что Кундера не хочет ездить на родину?

Сам Милан Кундера эту историю отрицает – как всегда, немногословно. Он небольшой любитель общаться с прессой, и я, кажется, понимаю, почему. Я не знаю, впрямь ли он "заложил" Мирослава Дворжечека, который, кстати, не верит в то, что причиной 14 лет его лагерей был чешский классик. Не знаю. И, честно говоря, знать не хочу.

Могу поделиться двумя вызревшими за эти дни версиями. Все очень просто, даже примитивно.

Вариант первый: НЕ ДОНОСИЛ. Скучно стало в Чехии: благополучная страна, туристы валом, жизнь в целом устойчива. Почему не подпустить "утку", замахнувшись на лучшего за последние 70 лет чешского прозаика? Тем паче, что он не кидается в объятия столь "ласковой" к нему некогда Родины. Абыдна-а-а… Вот перечитал некто, обладающий какой-никакой фантазией, роман Кундеры "Жизнь не здесь", где в центре история юного романтика, из "благих намерений" ставшего доносчиком – и пришла этому "некту", в голову шальная мыслишка: а почему бы и не… Кстати, я анонсировала этот роман для "Ежедневника", см. здесь: http://yvch.blog.tut.by/2008/07/09/rabota-nad-oshibkami/

Вариант второй: ДОНЕС. Двадцатилетний мальчик, влюбленный в новоустановленную – молодую, оптимистическую, много обещающую (именно так, раздельно) власть. Это мы сейчас кривимся, нам легко судить с вершины опыта – личного и коллективного… а вспомните-ка о детях эмигрантов, которых после революции родители увезли из России и которые, выросши, уже в 30-х сорвались обратно, в СССР. О той же Ариадне Эфрон, дочери Марины Цветаевой. Потом известно что было: допросы, пытки, лагеря. Но сначала, сначала умная и тонкая девочка всей душой полюбила страшную – жестокую, лицемерную и коварную – страну… Много их было таких, девочек и мальчиков. Почему мы не можем себе представить, что и чешский юноша попал в ту же ловушку? Да, донос – это чудовищно. Но судить имеет право лишь тот смельчак, который выстоял "там" – в "тех" стенах, в "тех" коридорах. Перед "теми" людьми. Людьми, с позволения сказать… Между прочим, Аля Эфрон, о которой с восхищением вспоминают все, кто ее знал, тоже на кого-то "подписала". И Мейерхольд. И Мандельштам. Их били. Мейерхольда, например, палками по пяткам и по голове. (Пишу – и ледяная жуть охватывает). Может быть, и двадцатилетний Кундера "подписал" – на врага его "великой, прекрасной" социалистической Родины. На шпиона. Не знаю. И знать не хочу.

Знаю одно: если это было так, то уж кто - кто, а он себя приговорил… И страшнее, чем ее величество европейская общественность. Я читала роман "Жизнь не здесь". Именно там Кундера описал историю политического навета – и жестоко осудил двадцатилетнего дурачка, ставшего стукачом из преданности по отношению к преступной власти. И не только осудил его без права на пощаду – а еще и убил, причем, убил унизительно, издевательски. Уничтожил дотла, не пожалев ни на миг. И если это было самоубийство – пусть литературное, неважно – врагу не пожелаю так с собой сводить счеты. Выше только Божий суд. Это им там, наверху, разбираться. Тем более, недолго ждать осталось: Милану Кундере 79 лет.