Мы привыкли, что унию критикуют. Это традиционно. Но если призадуматься, то эта традиционная критика унии – не что иное, как унизительное, бесконечное и напрасное доказывание очевидного.

Ведь сам процесс научной аргументации будто бы допускает сомнение в доказуемом. Можно ли сомневаться в том, что уния от имени церковной полноты незаконно заключалась группой морально разложившихся представителей Русского епископата? Что никаких духовных целей, кроме земных выгод для тех, кто ее заключал, уния не ставила? Что история унии – это история неправды и насилия?

Для православных - это слишком очевидно. Как пострадавшая сторона мы не способны да и не имеем права говорить об унии стерильно-научным языком. Ведь, родившись в конце ХVI века из смеси обманов, подкупов и кровопролитий, в конце ХХ века уния возродилось из той же «смеси».

Тот, кто боролся с помыслами, знает, что «переспорить» помысел невозможно. Вопреки всякой логике и невзирая на противоположные доказательства, помысел с назойливостью мухи будет повторять свое. Так и здесь. Перенеся разговор об унии в конференц-залы, на симпозиумы, мы оказываемся втянутыми в бесконечную говорильню, которая требует сносок, ссылок, цитат и научных аргументов. Сторонники и апологеты унии чувствуют себя в этой атмосфере, как рыба в воде. Их научные кадры с поразительной проворностью заполняют вчерашний информационный вакуум своими «очерками», «опытами исследования», «монографиями», так что бороться с ними тем же «научным» оружием – дело поистине бесконечное.

Мы видим, что униатство, заклейменное в трудах православных ученых, все-таки существует и распространяется. Значит ли это, что критически изучать униатство – бесполезно? Думаю, что нет. Тем более, что критика, которая была оправдана 200, 100 или 50 лет тому назад, сегодня может оказаться обветшалой и неактуальной.

Особенно важно увидеть, как происходила и происходит латинизация униатства. Ведь в прошлом именно насильственная латинизация делала идею унии неприемлемой для православного Востока (в частности – России). Но сегодня униатство выглядит во многом иначе, и ему стало намного удобнее играть роль «троянского коня», то есть нести в своем бутафорском чреве католицизм на Православный Восток. Так что объектом изучения должны быть не только документы прошлого, но и факты настоящего; не только внебрачный зародыш более чем 400-летней давности, но и в настоящее время существующий организм – одно из самых противоречивых детищ Римского престола.

Говорим мы: «Уния напрасна и разрушительна». Как же аргументировать свое убеждение перед лицом тех, кто говорит, что уния – это мост между Востоком и Западом, путь их взаимного единения и примирения в будущем?

Найдем аргументацию в арсенале своих оппонентов. Вот энциклика Папы Иоанна Павла II «Оrientale lumen» («Свет Востока»). В ней понтифик указывает на отдельные черты православной духовности, на, так сказать, «золотой фонд» православного Востока и призывает католиков быть внимательными к этим сокровищам; ценить, перенимать и беречь их. Называет, в частности, богослужение православных, которое уже одно способно воспитать человека и в моральном, и в догматическом, и в эстетическом, и в аскетическом отношении. Называет монашество, которое сохранило уникальное соединение сурового подвижничества с духовной радостью о Воскресшем Христе, традицию умной молитвы и многое др. Называет старцев – людей, которые не в силу иерархического авторитета, а в силу реально достигнутой святости направляют ко Христу церковный люд. Одним словом, на Востоке есть и чему удивиться, и чему поучиться.

Но возникает вопрос: почему объектом изучения не является униатская традиция? Ведь если она идентична православной, то, благодаря ее единству с Римом, ее и изучать удобнее, и опыт перенимать проще.

Здесь мы находим доказательство того, что «уния – напрасна и разрушительна». Ведь современные униаты ничем из восточных сокровищ уже давно не владеют. Процесс потери духовной идентичности был постепенен, потому униаты XIX-XX ст. очень отличаются от униатов XVI ст. Современная ситуация в отношениях между Православной Церковью и Греко-католической церковью является слишком сложной, потому что бездна становится все шире в сравнении с той, которая была в XVII ст., когда святитель Пётр Могила ещё мог непосредственно вести диалог с униатами.

Римский престол в ХХ веке благословляет изучать то, что в прежние века благословлял уничтожать потому, что Греко-католическая церковь отличается в настоящее время от Православной, как выеденное яйцо от настоящего.

Поговорим об этом детальнее.

Современное либеральное сознание одинаково относится к любым формам религиозной жизни. Стоит ли «огород городить» в отношении одной из конфессий, к тому же – традиционной? Действительно, стоит признать, что со временем критика униатства. Для огромной массы современных христиан совсем безразлично, читать «и от Сына» или нет в Символе веры, поститься перед Причастием или не поститься? По старому или по новому календарю отмечать праздники? Что уже говорить, если женское священство и однополые «браки» медленно, но уверенно заслуживают признание широкой общественности!

Людям, которые не желают знать суть Православия, мы не можем указать, где и в чём они его повредили или опорочили. Для плохо воцерковленных масс разговор об унии превращается в «высшую математику» или «церковную политику».

Нам нужно понять, что уния родилась не из теорий, а из жизненного расстройства, из расслоения церковного народа на «благочестивую чернь» и «высокопреосвященную шляхту», из недальновидности иерархов, которые в своих действиях руководствовались больше мотивами политическими и экономическими, чем духовными.

Противопоставить унии опять же можно не теории, а оздоровление церковного организма, правильное воцерковление православных людей. Это и является той линией фронта между церковным Православием и Западом, о котором говорит Христос Яннарас в своей книге «Вера Церкви».

Ещё в бытн­ость свою архимандритом Любомир Гузар как-то оговорился, что в результате унии греко-католики стали поверхностно относиться к Литургии (из доклада «В пошуках гармонії»). Если фраза эта для западных – просто звук, то для православных, у которых «Православие – это богослужение» (Флоренский), а Литургия – сердце богослужения, эта фраза обозначает крах, катастрофу.

В прошлые века, когда католицизм, исповедуя принцип «Praesantia ritus Latini» (преимущества латинского обряда), «давил» на униатов, последние изо всех сил противостояли латинизации: ни орган, ни служба на опресноках, ни причастие мирян под одним видом не прижились в стенах греко-католических храмов. И если священство заставили сбрить бороды и снять рясы, то перейти на поголовный целибат заставить всё-таки не удалось… Сохранился церковно-славянский язык богослужений и Юлианский календарь. Оставалось довольно большое внешнее сходство с православными. Последующие события в истории показали, что содержание внешних форм, сохроняемых по инерции и в силу привычки, стоит недорого.

Когда после II Ватиканскго Собора католицизм сам начал резко изменяться, и, задекларировав идею «единства в разнообразии», прекратил давление на униатов, они вскоре заразились всеми болезнями Запада, так что какого-либо серьёзного иммунитета против западных инфекций у греко-католиков нет и быть не может. Перед глазами исследователя литургической жизни униатов открывается печальная, можно сказать, трагическая картина.

Посты у греко-католиков, как и у латинян, почти что упразднены. Евхаристический пост низведён до одного часа, т.е., по сути, ликвидирован. Как и латиняне, греко-католические священники служат по две и более Литургий в день, даже на одном и том же престоле; близость с супругой накануне службы не является препятствием для служения.

Суточный круг богослужений у греко-католиков давно забыт. Из недавнего разговора со «благочестивыми и воцерковлёнными мирянами» выяснилось: они просто не понимают, что Вечерня и Утреня – это службы каждого дня, а не только субботы. Это и не удивительно – ведь в подавляющем большинстве униатских храмов вместо вечерних богослужений служится очередная Литургия, для удобства людей, которые ведь работают. О том, что можно придти на Литургию до работы, например, к семи часам утра, и речи быть не может: надо же выспаться… На одном из последних поместных соборов Греко-католической церкви почти все выступающие требовали сократить время Литургии до 30- 40 минут, и даже в это время обязательно сидеть.

Во Львове, в греко-католическом храме во Имя Пресвятой Евхаристии, воскресная Литургия служится в субботу вечером, конечно же без Вечерни, Утрени и часов – ведь люди, особенно интеллигенция, в воскресенье должны культурно отдохнуть: съездить на природу, на рыбалку, на корты, в гости, в театр, на концерт, просто посидеть в интернете. Для Бога в воскресенье времени нет… Забывая, что Литургия – это общее служение, её разделяют по интересам: служится Литургия для детей, для молодёжи (часто под гитару или рок-музыку), для интеллигенции. Литургию служат в большинстве на белом вине – зачем рисковать, что будут видны пятна? Для Литургии Преждеосвященных Даров категорически запрещено напаивать Агнца – хлеб (!) прокиснет, может появиться плесень… То есть, на этой Литургии Причастие принимается под одним видом. Правда, старенькие священники, которые пережили «подполье», всё-таки, на свой страх и риск напаяли Агнца, за что, если кто-нибудь доносил, получали выговор, а то и строгую епитимию от священноначалия.

Если бы западный литургист с научной целью начал посещать греко-католические храмы, то в одних увидел бы причастников, идущих к Чаше (по-восточному), в других же – священник ходит между двумя рядами коленопреклоненных причастников (по-западному), в одних храмах Великим постом служат Литургию Преждеосвященных Даров, в других – ежедневно, утром и вечером, без часов, утрени, без других служб суточного круга служат Литургию святителя Иоанна Златоуста. Не синтезирование двух традиций, а хаос, порождающий в прихожанах отсутствие вкуса и безразличие, – вот состояние богослужебной жизни греко-католической церкви. Изучать на её примере восточную традицию бесполезно.

Богослужение тесно связано с монашеством, ведь нигде так глубоко не знают службу и так не служат, как во святых обителях, для того и созданных, чтобы быть оазисами молитвы в пустынях житейской суеты.

Если бы «безошибочного» папу не под конец XX , а под конец XVI столетия посетила мысль поучиться монашескому деланию у православных, то на нынешних униатских территориях в то время ему нашлось бы у кого поучиться. Города и сёла Речи Посполитой были покрыты густою сетью больших и маленьких монастырей. Некоторые, например, скит Манявский, были устроены для жительства по афонскому уставу. Это знаменательный факт, поскольку Афон и его влияние в православном мире неоценимы. Из Афона на Русь для защиты Православия передавал свои послания и несколько раз приходил пешком для проповеди монах Иоанн (Вышенский), уроженец Судовой Вышни на Львовщине. Он олицетворяет тревогу, поколебавшую православный мир извещением о Брестской Унии. Будучи религией монахолюбивой (свет для мирянина – монах, свет для монаха – ангел), Православие распространялось, утверждалось и защищалось усилиями иноков.

Пример Киево-Печерской Лавры показывает и являет нам, что обители были, кроме всего, центрами духовности (препп. Антоний и Феодосий), книжной культуры (преп. Нестор Летописец), иконописи (преп. Алипий), врачебного мастерства (преп. Агапит). Эти тенденции присущи всему православному монашеству, и Галиция и Волынь – не исключение. В те смутные времена они горели подвижническим духом. На горе Почевской, как «единый от древних», подвизался преп. Иов. В окрестностях Жовквы за шесть лет до Унии (в 1590 году) пришедшими из Белой Руси монахами Сильвестром и Иоанном основывается пещерная обитель. Кстати, именно этот Креховский монастырь дольше всех держал Православие, и только в 1721 году обманом удалось сломить это противление. С такими цветниками молитвенной жизни католицизм вёл жесточайшую борьбу. Так, в Зимненском монастыре на Волыни были убиты все отказавшиеся принять Унию, а принявших постригли налысо, и когда волосы отросли, заново постригли в монашество, уже униатское. Несовместимость униатства и Православия олицетворяют прмч. Афанасий Брестский и, до конца ХХ века, едва ли не единственный униатский «святой» –Иосафат Кунцевич. Первый – муж восточной традиции, делатель Иисусовой молитвы, другой – духовное чадо иезуитских практик: медитаций, экстазов, самобичеваний. Их пример являет пропасть, разделяющую православно-восточный образ духовности от насаждаемого западного.

Ныне же греко-католические монастыри, которые, на призыв Ватикана, стремятся быть «как православные», являют собой образ полного непонимания как традиции, так и литургики Восточной Церкви. Даже в самых «проправославных» студийских монастырях не понимают смысла канонического времени служения Божественной Литургии. Ведь она должна служиться между 6-м и 9-м часами, т.е. во время Крестной Жертвы Спасителя. Там же 3-й и 6-й часы читаются (или поются) как отдельные службы после Литургии, перед братской трапезой. На часах читаются тропари и кондаки, которые должны звучать на Литургии, на Литургии же всего один тропарь и кондак. Из кафизм остались лишь несколько стихов, в лучшем случае – «Слава». Шестопсалмие полностью начали читать только к концу ХХ века, и то исключительно в студийских монастырях. Почти во всех монастырях служат Крестный путь, майские богослужения Божией Матери, молебны Сердцу Иисусову, в василианских храмах и монастырях после Литургии - суппликация.

Ектения об оглашенных из Литургии удалена вообще как ненужная вещь; от канона в большинстве монастырей остался лишь ирмос 9-й песни (в студийских монастырях читают по тропарю из каждого Канона), и никто не понимает, что значит Канон на 14,10,6… На Вечерне «сестры-служебницы» вместо 103 псалма хором поют тайные молитвы священника. В женских монастырях сёстры сами переоблачают Престол, чистят священные сосуды, в т.ч. и потир. А при надобности, учиненная сестра Царскими вратами выносит Чашу и причащает насельниц. Причащение – ежедневное, исповедь – раз в месяц, в лучшем случае – раз в неделю. Никакой специальной подготовки ко Причащению нет – греко-католикам неизвестны канон и молитвы ко Причащению, а о «трёх канонах» они и не слыхали… Женщины, ничтоже сумняся, причащаются и во время нечистоты.

Духовная жизнь греко-католиков постепенно стала раздвоенной, если угодно, шизофренической. Великим постом они празднуют память Григория Паламы, в богословии же принимают сторону Варлаама (см. статьи преподавателя УКУ П. Гусака). Кстати, преп. Григорий Палама был осуждён униатами на Замойском синоде 1720 года как еретик, почитать его память было запрещено.

Почитают преп. Иоанна Лествичника, а на практике больше ценят не его трезвую мудрость, а стигматиков и мистиков, наподобие Франциска Ассизского, Падре Пио и подобных. О Святой Горе Афон, о схождении Благодатного огня униат знает понаслышке, зато имеет фундаментальные знания о чистилище, Фатимской тайне, Сердце Иисусовом.

В этой раздвоенной, полузападной-полувосточной среде трудно появиться чему-либо действительно прекрасному. Духовных светочей, подобных старцам Афонским, Глинским, Оптинским у греко-католиков никогда не было. Дело не в многовековом политическом и национальном гнёте. (Под гнётом были многие православные народы, из среды которых, несмотря ни на что, происходили подвижники, молитвенники, духовные светочи). Дело в среде, в почве! Святитель Николай возможен только в Православии (тогда еще общем). Католический епископ – это нередко интеллектуал, политик, писатель, меценат, учёный... Но только не Палама, не Николай!

Подводя итоги, скажем: благодатного старчества в униатской среде нет, как нет в ней восточного монашества и ненарушенного богослужебного последования и молитвенной жизни; опыт духовника подменяется знаниями психологии, работа над личным спасением (борьба со страстями) – «миссией» (желанием катехизировать и спасать всех и везде), считая, что личное спасение придет автоматически. Говоря словами папы Иоанна Павла II, «свет Востока» есть, но окатоличенные восточные области, некогда бывшие православными, из этого «востока» уже давно вырваны.

С момента заключения унии и до недавних времён народ постоянно стремился к возвращению в лоно Православной Церкви – Матери. То, что уния постепенно исчезала то на Волыни, то в Беларуси, то в других местах, было возвращением к древнему status quo.

На сегодня униаты уже не стремятся к единению с православными. Время сделало свое дело. Древние нити порваны. Вопрос церковного единства теперь, с точки зрения униатов, - это присоединение православных к Риму, а уж никак не возврат к Православию. Думаю, в будущем не стоит ожидать массовых возвращений униатов в Православие. Дело ограничится возвращениями отдельных личностей, наиболее внимательных к духовной жизни и мужественных одновременно.

Возможны также и переходы православных в католицизм с помощью унии. Униатская широта взглядов (чит. – беспринципность) здесь может оказать значительное содействие.

На западе греко-католический священник побреется, а на востоке – отрастит бороду. На западе будет служить с филиокве и, если нужно, на опресноках, а на востоке – без всего этого. Он будет пытаться быть всем для всех, чтобы обмануть и окатоличить хотя бы некоторых.

Эта церковная театрализация будет производиться (и уже производится) с искренней миссионерской усердностью, так что православным священникам время сильно обеспокоиться. Если у кого-то службы происходят наспех или с большими сокращениями, если кто-либо с прихожанами груб, проповедовать не любит и на деньги лаком; то горе ему, если в его окрестностях появится елейно ласковый униат, который осуществляет службы туне.

Римское католичество, породив униатство, целые столетия упрямо и бесстыже занималось его латинизацией, и только теперь создались условия для широкомасштабных действий униатов в интересах Рима, условия для использования греко-католического гибрида.

Стоит помнить, что в среде греко-католиков существует большой заряд ненависти к Православию. В сегодняшнем святоотеческом Православии униаты видят живой упрёк себе, упрёк в измене. Их ненависть к Православию является ненавистью калеки к здоровому, двоечника к отличнику, бедного к богатому. Поэтому, не понимая себя самих до конца, униаты будут бороться именно с Православием, которое в настоящее время осталось верным апостольским преданиям. Воплощать мечту Рима о Востоке будут, в первую очередь, католики восточного обряда.

Проблема унии – не региональная, а общецерковная. На момент возникновения унии весь православный мир реагировал на эту проблематику: Иерусалим, Антиохия, Афон, Москва, Константинополь. Патриархи, монахи, казачество, братства, князья, богословы… Всколыхнулись все. На сегодня, когда уния, как вирус, прошла мутацию и стала гораздо опаснее, к ней, наоборот, в мире привыкли. Два десятилетия ею были обеспокоены только в Галичине и соседних областях.

А между тем, греко-католические храмы уже строят по всей Украине, на востоке, севере, юге…