Изменение значения самоуправления

Такое положение дел, когда в распределении ресурсов более значительная роль отводилась механизмам рынка, по сравнению с тем, что было характерно для науки, прежде чем она стала так применима к технологии, не было адекватно харизматическому элементу науки, то есть нуждам оригинального исследования. Для ученого из Европы американский университет первого десятилетия этого века был бюрократическим образовательным учреждением, где совсем необязательно проводились исследования.¹⁴ Первоначально научные исследования в Соединенных Штатах не получали большой поддержки, поддержка, в основном, поступала из частных источников, то есть от ведущих частных университетов, которые были рады способствовать проведению исследований, и от отдельных филантропов и частных фондов. Последствиями такой поддержки, оказываемой для проведения исследований, стало постепенное повышение стандартов, во-первых, академической профессии, а затем – тех профессий, которые все больше и больше переходили на научную основу. Такое повышение стандартов повышало спрос на оригинальные исследования, которые, в свою очередь, поднимали престиж профессионалов; взаимное влияние продолжалось, что лишь шло на пользу качеству научной работы.

В результате, профессиональная автономия науки в Соединенных Штатах постоянно росла. В начале ее главными результатами были постоянное укрепление академической свободы, в частности, и профессиональной автономии, в целом. Профессора университетов получили более или менее полную свободу решать, что и как преподавать и проводить исследования в соответствующих областях, а также не совсем полную, но все же значительную свободу определять количество времени, затрачиваемого на исследования. Научные ассоциации, включая медицинские, технологические и т.д., ассоциации, значительная часть членов которых занималась профессиональной практикой, отвечали на запросы времени, повышая стандарты преподавания, делая больший акцент на исследование в ходе обучения, и предусматривая творческие отпуска для преподавателей, курсы повышения квалификации и т.п., для того чтобы их члены шли в ногу со временем, продолжая исследования. Все это оказало значительное воздействие на распределение ресурсов для исследований. В результате увеличившегося спроса, увеличились финансовые ресурсы, хотя фактическое распределение денег происходило через рыночные механизмы.

Эта структура значительно смягчила унизительность различий между учеными разных рангов. Демаркация между подлинными и рутинными исследованиями стала менее определенной и более реалистичной, чем резко определенное разделение. Она также демонстрировала односторонность и несправедливость такого положения вещей, когда научная харизма идентифицировалась только с людьми, занимающими определенные позиции.

Демаркация сферы «истиной», то есть фундаментальной и оригинальной науки от сферы сомнительной, рутинной или прикладной научной работы приняла различные формы в различных странах, как только наука стала оплачиваемым занятием. Способ демаркации воплощался в организации научной работы и структуре научной карьеры. Было две основных альтернативы: одна, официальная институционализированная демаркация между двумя видами науки путем распределения определенных позиций, таких как профессорство, и определенных прав, таких как академическая свобода, в пользу первого вида («истинной» науки), таким образом проводя институционализированное различие между классами ученых. Вторая альтернатива – считать, что все профессиональные (то есть формально квалифицированных) ученые обладают положением граждан в научном сообществе, оставляя отделение «истинной» науки от других видов наук за институтами оценки в научном сообществе и рассматривая академическую свободу как вариант профессиональной автономии. Оба этих подхода основывались на предположении, что научное сообщество нуждалось в эффективном саморегулировании и было в состоянии осуществлять его, и, что какая-то корпоративная автономия требовалась как условие такого саморегулирования. Они отличались друг от друга тем, что при прежнем положении дел университеты были корпоративными органами, доминирующими над механизмом самоуправления научного сообщества, и в последнем случае научные сообщества и ассоциации пользовались большей властью совместно с университетами. Обе системы отличали оригинальное исследование и фундаментальное открытие от других видов научной работы и вознаграждали их соответственно, но в системе, в которой университеты почти обладали монополией принимать решения, различие было намного более радикальным, а иерархическое ранжирование намного более ярко выраженным. При системе, в которой власть делилась между университетами и научными и профессиональными обществами, иерархия не была такой резкой, а слои не были взаимоисключающими.

Саморегулирование более широкого профессионального научного сообщества имеет существенные ограничения. За исключением официальной медицины, которая обладала монополией на оказание крайне необходимых услуг в Соединенных Штатах с 1920-х гг., так что медицинская общественность могла практически определить повышение ее стандартов, и таким образом масштаб финансовой поддержки медицинских исследований, другие сферы науки в Соединенных Штатах и в Восточной Европе все еще зависели в намного большей степени непосредственно от “широкой общественности” и рыночных механизмов для получения финансовой поддержки для своих начинаний, чтобы повысить интеллектуальные стандарты посредством увеличения количества исследований.

Оправданием наделения научного сообщества такими функциями распределения являлось то, что существует много проблем, связанных с распределением финансов, с которыми могут справиться только ученые. Только они могут определить, что является, а что не является проблемой, которую стоит исследовать, и только они могут оценить результаты.

Этот аргумент особенно уместен в случае распределения финансов в какой-то определенной области науки. Но существуют значительные различия между самими областями. Распределение самим научным сообществом было наиболее эффективно в экспериментальной науке, где оно первоначально и задумывалось. Там полная свобода отдельного исследователя обычно соотносилась с традицией соответствовать критериям, с помощью которых оценивается достижение; существует единодушие по поводу этих критериев, которые выражены довольно точно и недвусмысленно. Произвол и эксцентричность, таким образом, становятся контролируемыми в этой сфере. Ученые-экспериментаторы в профессиональном плане являются самыми полноценными среди всех членов интеллектуального сообщества. Более того, по сравнению с другими областями науки среди ученых экспериментальной науки существует единодушие в отношении целей исследования. Они более единодушны в том, какие вопросы более целесообразно и полезно исследовать, и их работа обычно намного более связана с работой их коллег, чем в других областях. Такое единодушие в отношении важных и полезных проблем, в огромной степени, является результатом присущих для экспериментальной работы ограничений.

Возможности такой работы ограничены имеющимися в распоряжении инструментами и процессами. Новые мощные инструменты, такие как ускоритель частиц и электронный микроскоп, и процессы, такие как хроматография, предложили новые возможности, которые могли бы быть использованы для работы по определенному кругу проблем. Поэтому каждое новое изобретение подобного рода будет привлекать много талантливых ученых к работе над проблемами, которые эти методы открывают для плодотворного исследования. Более того, экспериментальная работа является трудоемким и дорогостоящим процессом, где каждый экспериментатор ограничен определенным количеством проблем. Не полагаясь на работу других, ни один из ученых в этой области не может далеко продвинуться. Это побуждает к сотрудничеству и разделению труда.

Поэтому в этих областях не может быть лучших механизмов для распределения ресурсов, чем процессы, посредством которых научное сообщество распределяет признание и престиж. Было бы неэффективно и расточительно полагаться на мнение и суждение какого бы то ни было органа, а не научного сообщества.