2. В танатотерапии интегрированы знания о разных видах смерти (тотальное расслабление, сон, оргазм, окончание /оста­новка, сумасшествие, объектные характеристики тела и др.), предложены конкретные приемы (техники) работы на установ­ление контакта с перечисленными видами смерти, (см. содержание семинаров базового и мета-уровня, а также (Баскаков В., 2001).

3. Акцент в танатотерапии делается на работе с телом и через тело клиента. В этом нам видится особая «миссия» танатотерапии в деле восстановления своеобразной справедливости по отношению к человеческому телу. Обычно тело человека рассматривается, пользуясь языком гештальттерапии, своеобразным «фоном», используется для. Расхожей является фраза «покажи, как ты владеешь, своим телом». В таком случае трудно назвать отношения «владеющего» с «владеемым» как партнерские. Большинство систем личностного роста, используя тело на первых этапах, в дальнейшем рассматривают его как своеобразную обузу (треугольник восхождения в классической йоге). Справедливость в таком случае восстанавливается лишь к концу жиз­ни, в старости, перед смертью. Тело из «фона» явно превращается в «фигуру заявляя во весь голос о своих правах — болью, бессонницей, одышкой и т.д. Человек возвращается к осознанию и ощущению ценности простейших физических и физиологических актов. В этой связи уместно сравнение детского и старческого тела — своеоб­разная кольцевидная структура, где концы этого разорванного кольца оказываются близки друг к другу (отсутствие сознания у детей — маразм у пожилых, отсутствие чувств — первичные эмоции у ма­леньких детей и у глубоких стариков, сепарация/преодоление соб­ственного тела у тех и других).

4. В танатотерапии ставка делается на т.н. «иньский» компонент —тотальное расслабление, в отличие от, в основном, ис­пользуемого в психотерапии «янского» компонента*

* Нами, в качестве языка описания реальности танатотерапии сознательно выбран язык «инь»-«янских» взаимоотношений. В русском языке достаточно много поговорок, типа «тише едешь — дальше будешь», «чем хуже — тем лучше», «медленно запрягают — быстро скачут» и др.; из Библии нам хорошо известно выражение «смертию смерть поправ», но китайская философия, фразеология и, главное, — соответствующая им символика нами привлекается в силу исторического и творческого приоритета китайского мышления и культуры.

(сравните, например, отличие психотерапии К. Роджерса). Янский подход означает, что ставка в психотерапии или терапии, в основном, делается на воздействие с целью изменений в какую-либо сто­рону. При иньском подходе создаются условия, при которых тело клиента идет навстречу особым характеристикам контакта, устанавливающегося между танатотерапевтом и клиентом. В этом дает идеально проявить себя закон контакта: дать другому чело­веку можно не больше, чем он может взять, и наоборот, — другой может взять не больше, чем ему могут дать. В этом смыс­ле — воздействие, осуществляемое в танатотерапии, является ре­зультатом взаимодействия между клиентом и танатотерапевтом. Это теоретическое, достаточно трудное для понимания и во многом дискуссионное положение хорошо усваивается, опять же, в ходе выполнений телесных приемов танатотерапии.

Наличие активности, «янского» начала хорошо прослеже­но в традиционном (особенно отечественном) здравоохранении. Судить об этом можно, хотя бы, по устойчивым языковым вы­ражениям милитаристского толка, которыми ома изобилует («приступ болезни», «борьба с болезнью», «борьба за жизнь», «ос­тановить развитие опухоли» и т.д.). Кстати, и сам термин «здра­воохранение» в нашей стране появился только после Октябрьс­кой революции. До революции нынешнее Министерство здра­воохранения носило название «Департамент народного здравия». До сих пор The World Health Organization часто неправильно пе­реводится — как Всемирная организация здравоохранения.

5. Избыток иньского компонента традиционно рассматри­вается как своеобразный коллапс, кома (ср., название статьи Д. Боаделлы «Между катарсисом и комой»). Уступчивость, пассив­ность в большинстве случаев (в политике, экономике, медицине и др.) также носит негативный оттенок. В танатотерапии основ­ная стратегия терапии направлена на движение к центру иньской составляющей, к источнику янской активности, в нем находя­щемуся, — что в итоге приводит к балансировке инь-янской со­ставляющей, балансировке, осуществляемой самим телом.

Этот мощный и концентрированный источник янской ак­тивности окружен «океаном» - иньской безмятежности и покоя. В этом своеобразном «золотом сечении» сочетания процессов «активизации» и «заземления» — залог безопасности проявления этой активности. Активность не приводит к т.н. «отреагированию».

Это скорее то, что происходит во сне. «Уснувшее», расслабленное и, таким образом, «заземленное» тело создает условия для появле­ния сновидений. Сон, сновидения — это активность бессознатель­ного, проявление подавленного, своеобразное «отреагирование»; но в сочетании с «заземленным» телом, в окружении иньского безмолвия тела такая активность максимально безопасна и для самого тело, и для человека. Отсюда — целительность снов. Отсю­да: «утро вечера мудренее». Хорошей иллюстрацией такой свое­образной «логики» безопасности сочетания янской активности в центре иньского компонента может служить известная картина художника-примитивиста Генри Руссо.

Аналогичные процессы (вытекающие из логики, впервые за­фиксированные в китайском мышлении, — «максимизация од­ной из полярностей приводит к зарождению полярности проти­воположного качества") протекают и в центре янской компонен­ты. Это хорошо описано у Джона Лилли; этому служит сам образ и название его книг — «Центр циклона», «Парный циклон». Соб­ственно, механизм отреагирования («катарсиса») и строится на

Рис.1. Диаграмма инь-янских взаимоотношений
процессе максимизации янской составляющей, которая (макси­мизация — см. диаграмму Рис. 1) с необходимостыо приводит к появлению иньской составляющей (освобождение, высвобож­дение, успокоение). Это привычный в культуре и социуме спо­соб «борьбы» с бессонницей, когда включается телевизор, и все внимание направляется на экран. Или, когда в руки берется неинтересная книга и её читают до тех пор, пока она не вывали­вается из рук. Цивилизация (особенно западная) пошла по янскому пути — т.е. по пути высокого темпа жизни, силы впечатле­ний и т.д. Сильное чувство в западной культуре всегда передается через интенсивность (в кинематографе — разорванная одежда и откусанное ухо). Привычная нам пауза (неожиданная остановка транспорта, преждевременный приход куда-либо и др.) зачастую воспринимаются ними как трата времени, его потеря. На Востоке же - это такой же полноценный акт жизни, максимально этой жизнью наполненный. Однако, постепенно (но очень медленно) в западной кулыуре все же меняется отношение к иньской со­ставляющей: стали популярны техники медитации, релаксации, китайские двигательные системы, «уравновешивающие высокий темп окружающей жизни» (Елисеев В., Баскаков В., 1990).

Показательно, что в последнее время появляются публика­ции, оценивающие состояние комы в качестве необходимого (са­мому организму) процесса восстановления жизнедеятельности организма (Линкс Н.. 2001). В таком случае реанимационные, ак­тивизирующие (в этом смысле, — янские) процедуры могут в ряде случаев быть расценены как неадекватные ситуации, в ко­торой находится сам организм (см. ниже. — неадекватность при­менения приемов «санации» на этапе «терминации», см. Набо­ков «О Гоголе» (Набоков В., 1993).

6. В танатотерапии в качестве средства установления (или восстановления утраченного) контакта с процессами смерти и умирания используется моделирование (в отличие от имитации) смерти, причем, редкого ее вида — т.н. правильной смерти. В основе такой модели — модель тотального расслабления. Тело че­ловека, умирающего правильной смертью, характеризуется ря­дом специфических параметров. Его чувства спокойны, он иногда даже радостен (см. отрывок ниже). Его тело максимально расслабляется; дыхание становится поверхностным и замедленным; руки раскрываются, разворачиваются и ложатся ладонями вверх; ступ­ни ног раскрываются, и сами ноги распадаются; нижняя челюсть отпадает; глаза приоткрываются (не видите ли Вы в таком опи­сании лежащего новорожденного ребенка?).

Вот как описывает такую смерть русский историк Миролюбов (Миролюбов Ю., 1996):

«И вдруг шум в передней: «Батюшка, прадед наш помирает. Причастить надо!» Отец встает и сейчас же, ни слова не говоря, несмот­ря на уговоры матери, идет во двор и уезжает. Долг прежде всего! Мы, оставшиеся, сетуем, но вскоре забываем. И уже через час папа снова дома. «Древнейший дед!» — рассказывает: «Вхожу в хату, а он уже на лавице лежит, под головой подушка, набитая соломой, в чистой рубашке, с зажженной свечой в руке, светлый такой, радо­стный. «Простите, говорит, все меня, что в такой день помирать собрался! Господь зовёт!» — «Радуйся, раб Божий, — говорю: в эта­кий день представиться перед Христом — честь великая!» — «Я и то радуюсь, да родных моих жалко. Святки ведь. Им радость омрачаю». — «Не думай об этом». Пособоровал его, поисповедовал, причастил, а он и говорит: «Посидите, батюшка, еще минуту, почитайте мне от­ходную». Я почитал, и вдруг вижу, заснул дед. А потом свечка вы­пала из его рук. Оказывается, помер». В этом простом описании смерти стариков того времени — вся Русь Святая! Просто жил че­ловек, трудился, исполнял Заповеди Божьи, детей родил, вырас­тил, поженил и внуков увидал, правнуков, праправнуков, и, на­конец, умер. Простая жизнь и такая же прекрасная, простая смерть, без вычура, без сутолоки. Так умирали все, у кого совесть чистая была. Как настоящие первые христиане, в белой рубашке, со свечой в руке! И сколько есть на свете людей, что умирают с проклятиями на устах… А здесь — чистота, духовная простота, спо­койствие. Припоминаем мы, как в Антоновке дед Минай помирал: пришел домой и говорит жене: «Ну, баба, ставь воды на печь, умыться надо, чистоту сказано». Та поставила. Дед умылся, приче­сался, бороду подстриг, усы подправил, и говорит: «А поди-ка, у нас свеча есть?» — «А на что тебе свеча?» — испуганно спросила она. — «А ты, баба, не осуждай: давай свечу!» Дала она ему свечу. — «У нас и ладану немного есть?» — спросил Минай.— «Есть» Дала ему ладан. Дед развел кадильницу, глиняный горшочек, и говорит: «А ты поди-ка к батюшке, зови его к нам. Исповедоваться надо, при­общиться». — «Да, что же ты, дед, помирать что ли собрался?» — заголосила она. — «А ты, баба, не перечи! Ступай, коли сказано. Потрудись для меня. Я для тебя тоже трудился». Пошла она к свя­щеннику. Пришли вместе, а дед уже сам на лавицу лег, свечу в руке держит: «Скорее, батюшка, а то душа уйдет!» Священник поисповедовал его, причастил, а тут баба в слезах, возле деда стоит: «На кого ты меня покидаешь теперь?» — «А на Господа Бога и Матерь Божию», — отвечает, — «А ты не голоси. Всем помирать надо од­нажды». Потом, когда батюшка ушел, он попросил подправить по­душку, напиться спросил, затем охнул однажды и свечу уронил на­земь. Заголосила баба. Дед уже больше ничего не слышал. Улетела душа его к Богу Высшему.

Удивительный люд наш русский! Так грандиозно просто, так ду­ховно ни один народ в мире не умирает. У каждого из стариков были припасены «на смерть» чистые носки с белыми пятками и нако­нечниками, чистое белье, костюм, туфли, как надо. Этих вещей никто носить не смел, ни стирать, ни гладить, как куплены были, так и в сундуке лежали. В них одевали умершего, после обмывания. Но вот эти два деда, о которых рассказали мы выше, имели нрав­ственную силу сами обмыть себя, приготовиться, лечь и умереть. Ведь сколько людей есть, которые при одной мысли о смерти блед­неют, трясутся, за священника хватаются, а здесь просто, ясно, без шума или крика, человек готовится на Тот Свет».

Принципиально важной характеристикой, отличающей тело клиента, проходящего танатотерапию от всех других средств ре­лаксации, является то, что конечности и тело человека холодеют (сравни, в аутогенной тренировке: «моя рука тяжелая», «моя рука теплая»). Непонятно, откуда может взяться тепло в расслаблен­ном теле, ведомом инструкцией аутогенной тренировки. Ведь рас­слабление — иньская составляющая, характеризующаяся исклю­чительно холодом. Отсюда и трудность попадания в центр тоталь­ного расслабления (иньского компонента) с помощью иных технологий: невозможно пройти т.н. «холодную зону» (страх смер­ти) и невозможно ощутить себя предметом (объектом). Танато­терапия, представляющая собой специальную технологию (сум­ма принципов, приемов, упражнений) позволяет это сделать.

7. Базовым принципом, на котором строятся приемы, и ха­рактеристикой работы выступает своеобразная «телесная гомео­патия», которая, применительно к танатотерапевтическому про­цессу, формулируется так: «минимальные по силе и амплитуде воздействия приводят к максимальным но силе чувствам и пере­живаниям». Проявляемые в таком случае чувства не ведут (не могут привести!) к отреагированию в силу того, что источник этой янской активности окружен «океаном» иньской составляю­щей (см. выше).

8. Только в таком случае (сочетание особого вида контакта «танатотерапевт-клиент»; особого режима выполнения приемов — «телесной гомеопатии»; ставки на иньский подход, когда сессия начинается с «тотального заземления»), в танатотерапевтической сессии достигается особый результат: тело отпускает ровно столько энергии (момент т.н. «активизации»), которая тут же поглощает­ся самим телом (момент т.н. «абсорбции») (подробнее о мотор­ных полях «активизация»/»абсорбция» см. Д. Боаделла, 2002). Тело, таким образом, выступает своеобразным гарантом безопасности и регулятором баланса процессов активизации-поглощения энергии. Это «программы» самого тела, работа которых зависит только от условий, которые способствуют их запусканию.

9. Область танатотерапии — это область, находящаяся меж­ду своеобразными навигационными «створами» или, пользуясь мифологическим языком, — между Сциллой (сон, кома, глу­бокий транс) и Харибдой («отреагирование», катарсис). И в первом, и во втором случае разрывается связь между танатотерапевтом и клиентом. В этом опасность этих мест — непонятно, куда движется процесс клиента. Контакт утерян. Но, одновре­менно, в этом — точная квалификация танатотерапевтического процесса: если клиент засыпает, или, если он, не обращая вни­мания на танатотерапевта, входит в отреагирование,- это точно не танатотерапия. В таком случае можно применять весь спектр приемов других видов психотерапий (активизировать контроль, открывать дыхание и т.д.). В чем-то танатотерапевтический про­цесс может напоминать «полеты» шамана с гарантией возврата и неразрывной связью — шаман-больной.

10. В танатотерапии процесс умирания рассматривается как процесс, состоящим из двух стадий: своеобразной «вялотекущей» и «активного умирания», соответственно — «санации» и «терминации». Оказывая помощь умирающему важно ориентировать­ся в этих стадиях и выбирать приемы и средства, адекватные са­мой стадии. Для стадии «санации» — санирующие приемы, для «терминации» — приемы терминирующие. Неадекватность при­менения приемов не является помощью, приводит к насилию над человеком, подрывает его ресурс. Часто умирающий просит не применять к нему санирующих процедур, как, например, в следующем отрывке:

«С ужасом читаешь, до чего нелепо и жестоко обходились лека­ри с жалким, бессильным телом Гоголя, хоть он молил только об одном, чтобы его оставили в покое. С полным непониманием симп­томов болезни и явно предвосхищая методы Шарко, доктор Овер погружал больного в теплую ванну, там ему поливали голову хо­лодной водой, после чего укладывали его в постель, прилепив к носу полдюжины жирных пиявок. Больной стонал, плакал, беспомощно сопротивлялся, когда его иссохшее тело (можно было через живот прощупать позвоночник) тащили в глубокую деревянную бадью; он дрожал, лежа голый в кровати, и просил, чтобы сняли пиявок, — они свисали у него с носа и попадали в рот. Снимите, поднимите! — стонал он, судорожно силясь их cмахнуть, так что за руки его при­шлось держать здоровенному помощнику тучного Овера" (Набоков В.., 1993),

Возвращаясь к медицине, отметим, что многие факторы (ме­дицинская модель болезни; клятва Гиппократа, обязывающая спасать «до последнего»; собственные проблемы врачей) — не по­зволяют врачам менять их стереотип отношения к помощи и к идее процессов «санации»/«терминации».

11. Особенность применения отдельных приемов танатотерапии (таких как «опускание нижней челюсти», разные способы «заземления» на различные части тела; в отдельных случаях — применение четырех базовых приемов танатотерапии) заключа­ется в том, что они сами «настраивают» стадии умирания, и в этом смысле являются всегда адекватными этим стадиям («санации» и «терминации»). Если умирающий находится на стадии «са­нации», он, с их помощью, выздоравливает; если он находится на стадии «терминации» — умирает. В последнем случае его смерть является правильной и легкой. И это реальная помощь.

12. В основе всех человеческих проблем и болезней танатотерапия рассматривает четыре базовые проблемы (Баскаков В., 1998) и соответствующие им части тела (своеобразная «проблемная анато­мия»): контроль/сверхконтроль со стороны сознания (голова), чувства/контакгы (руки, грудная клетка), сильные чувства/сексуалъные отношения (паховая область), опоры (ноги). Телесность в танатоте­рапии рассматривается и как оппозиция/взаимодействие «социаль­ное»-«биилогическое» тело, и как представленное на уровне пяти физических тел: индивидуальное и ряд групповых (семья, органи­зация, государство, цивилизация) (Баскаков В., 1998). Основной характер работы с четырьмя базовыми проблемами в танатотерапии чем-то напоминает своеобразную «телесную оптику»: филигранной телесной работой меняют ориентацию своеобразных «зеркал» внутри тела (другое название — body tuning, настройка тела). Тело тотально «заземляется», и контроль отступает и отпускает чувства. Чувства (энергия чувств) запускают механизм поглощения («абсорбирования») энергии. Поглощение способствует дальнейшему «заземлению» и т.д. Привычные паттерны, блоки и защиты стано­вятся ненужными, утрачивают смысл и значение.

Рассказывают, что в России до революции опытные мама­ши снимали комплексы у своих сыновей-переростков следую­щим образом: отводили их на одну «сессию» в публичный дом (в то время — саногенные заведений). Эти высокопрофессиональные телесно-ориентированные «жрицы любви» за один сеанс умели открыть доступ к океану специфической энергии, перед лицом которой отпадали все подростковые комплексы.

В другом случае, один талантливый французский археолог открыл подземный храм в джунглях Южной Америки. Храм ох­ранялся, но знания археолога убедили охрану в безопасности и возможности посещения им этого места. Пройдя вместе с про­вожатыми весь извилистый подземный путь и увидав красоту центрального храмового места, археолог поинтересовался у ох­ранников, может ли он это сфотографировать. Для этого у него все было под рукой — фотоаппарат с фотовспышкой. «Да! — ска­зали охранники. — Но только при естественном освещении». Дру­гому впору растеряться! Но талант — талант во всём! Этот архео­лог отправился в ближайшую деревню и там накупил обычных зеркал. Он расставил и настроил их таким образом в извилистом ходе храма, что, когда солнце оказалось в зените, — его лучи, пройдя весь путь, отражаясь в зеркалах, наполнили светом внутреннее убранство храмового зала. Археологу не представило ника­кого труда сделать столь желанные снимки.

13. Наконец, важной составляющей танатотерапии является духовная составляющая. Эта реальность проявляет себя через воп­росы: «что есть Я?», «с чем себя идентифицирую?» Только ли с телом?

Инициирующий компонент танатотерапевтического процес­са заключается в приобщении (латинское инициато, итальянское инициаре, английское инишиэйт — означают вводить, приобщать, быть причастным) работающего с клиентом танатотерапевта к ре­альности жизнь/смерть. Смерть — это что? Чем она является для меня? Если Смерть — враг, соперник? Тогда это — заведомый проигрыш. В таком случае — смириться, пасть ниц или встретить ее с достоинством? Если Смерть — друг, помощник, советчик? То в чем? Если Смерть — женщина, как, например, в русской традиции (у немцев — это он — der Tod)? Тогда — алхимичес­кая «свадьба»?

Про приобщенность, инициированность — популярный нынче американский сериал «Скорая помощь», где верхом про­фессионализма является скорее «развоплощение» врачей — сме­шение бытового плана и профессионального. Занимаясь сложной операцией, они зачастую обсуждают свои бытовые неурядицы.

Совсем другое дело — случай, описанный итальянским жур­налистом. На строительстве Миланского Собора журналист оста­новил рабочего, везшего в тачке песок, вопросом, чем тот зани­мается. Этот рабочий вез песок тому рабочему, который смеши­вал этот песок с цементом и передавал эту смесь тому рабочему, который, добавляя воду, приготовлял из этого раствор для того, чтобы передать его тому рабочему, кто этот раствор поднимал на вершину строящегося Собора для того, чтобы его получил тот рабочий, кто на этот раствор клал кирпич в стену Собора. Так вот, на вопрос журналиста обычный подвозчик песка ответил: «Я строю Собор!». В этом смысле он был инициирован, приоб­щен к происходящему, приобщен великой цели зодчества.